| Главная » Статьи » Статьи |
Документы жизни
| Маргарет Мид, знаменитая ученая, антрополог, создатель этнопсихологии, исследовала уникальность различных культур и провозгласила многообразие культурных стандартов поведения, жизненных стилей, чтобы каждый мог сделать выбор по своему нраву. «Когда мы признаем все то многообразие, с каким люди устраивали и устраивают свою жизнь в разных уголках Земли, – пишет Мид, – мы навсегда избавимся от предрассудка о едином для всех нравственном стандарте. И когда наконец мы перестанем настаивать на нравственном превосходстве одних поступков и обычаев над другими, ...мы достигнем той высшей свободы личности и всеобщей толерантности, которая только и возможна в плюралистическом обществе». Толерантность – идея не новая, как, впрочем, и представление о релятивности и самоценности культурных обычаев и норм поведения. Но, пожалуй, научное и дидактическое обоснование они приобрели после публикаций получивших широкую популярность работ Мид. Программы воспитания толерантности в современной западной культуре руководствуются этими научными представлениями. Идея «цивилизации множественных стандартов» положена в основу одного из старейших фестивалей документального кино, учрежденного в 1977 году в честь 75-летия известной ученой. У Мид, приобретшей широкую известность своими новаторскими идеями, довольно быстро появились оппоненты. Они утверждали, что племена аборигенов Самоа агрессивны и жестоки, подчиняясь биологическому закону естественного отбора, ведут борьбу за существование как петухи или львы, результатом которой становится отбор лучшего гена. Мы, люди, ничем не отличаемся от бурундуков и кошек и в этом смысле имеем один и тот же «стержень мрака», а подчиненное положение, превосходство одних над другими, мужчин над женщинами, высшей расы над низшей и т.д. – двигатель эволюции животного мира, к которому человечество и принадлежит. Неравенство индивидов – факт, против которого сложно возразить. Неравенство культур и человеческих сообществ – вопрос более сложный и неоднозначный. Но вот есть ли неравенство в животном мире? Конечно, доступ к самкам и отбор сильнейших в человеческих глазах как будто подтверждают эту точку зрения. Но что означает в природных условиях понятие «сильнейший»? «Ярчайший», «сильно пахнущий», «самый голосистый», «самый крупный» и т.д., которые определяются условиями меняющейся окружающей среды. И уж, конечно, тезис о «доминировании» самцов над самками и его эволюционной необходимости спекулятивен, если учесть, что самцов в конечном итоге выбирают самки. Насколько люди, как носители морали, влекомы «темным стержнем», и могут ли им быть влекомы животные, у которых мораль отсутствует? Вопрос останется риторическим до тех пор, пока наличие морали в животном мире не будет доказано. Человеку свойственно приписывать животным базовые человеческие эмоции – агрессивность и альтруизм. Но можно ли назвать действия животных особей моральными? В общем, сближение человеческого с животным миром дела, скорее, не проясняет, а запутывает. Понятно, что позиция, предложенная Мид, также неоднозначна, а соблюдение культурной толерантности не всегда возможно. Признавая у каждой культуры наличие специфических черт, не строго прямолинейное развитие и возможность частичной деградации, эволюционистская антропология ставит под вопрос идею релевантности культурного многообразия. В мире пересекающихся, меняющихся, взаимодействующих и ассимилирующихся культур человеку очень сложно оставаться толерантным и релевантным. Назад к корням В фильме «За линией сожаления» (2003) Давида Вадивелу рассказана история Зиты Уоллес, одной из 60 тысяч детей-аборигенов смешанной расы, похищенных миссионерами для ассимиляции с белой цивилизацией. В 62 года она решила вернуться к своим соплеменникам. Но ее история скорее исключение, чем общий случай. Большинство, став взрослыми, так и не вернулись к своему народу. Происхождение этих детей, их «белое» происхождение, могло повлиять на их судьбу и дальнейшую жизнь в племени аборигенов. История Зиты – это история ребенка-сироты, желающего обрести свою семью. Традиционно определение своих корней помогает ответить на вопросы: кто ты и откуда пришел? Жизнь таких детей в обществе, по фенотипическим признакам различающих своих и чужих, становится вдвойне тяжелее. Трагедия сиротства усугубляется проблемой этнической самоидентификации. Зита освоила язык, культуру, приобрела жизненные навыки западного мира. Ее муж белый человек. Они представители среднего класса, их ждет обеспеченная старость. Муж любит Зиту, и вместе с ней разделил образ жизни, которой она так жаждала, – полевой общинной жизни, которую вели ее предки. Но куда вернулась Зита? Фильм включает несколько планов: наиболее часто используемый – монологи-исповеди в студии самой Зиты, ее тетки, носительницы культурных традиций аборигенов, принявшей Зиту назад в семью, и рассуждения мужа Зиты. Другой план документированной жизни – переезд из просторного благоустроенного дома в новый «от земли», созданный из шифера и других недорогих материалов. Если первый дом Уоллесов в два этажа и несколько комнат показан тщательно снаружи и изнутри, то новое жилище, которое, по словам хозяев, строилось не сразу и ими лично вручную, только снаружи. Простота и незатейливость нового быта супругов бросается в глаза, но документально он менее очевиден, чем прежний. И совсем за кадром осталась жизнь современных аборигенов. Из фильма видно только, что одеты они по-западному: дети в футболках и шортах, женщина из коренных жительниц на экране появлялась только одна, ходящая босиком и в просторном платье, которые традиционно шили западные миссионеры. Полевая жизнь, обучение Зиты обрабатывать потроха, раскрашивание лиц двух мальчишек и их робкие танцы на закате – скорее похожи на пикник и детские игры, нежели на убедительные признаки «дикой» жизни среди аборигенов. Для зрителя так и остался недоступным отодвинутый режиссером на периферию, как незначительный, реальный документальный срез жизни современной самобытной этнической культуры, о возвращении к которой говорится так много и с таким чувством. Как раз его первозданность и нетронутость, так сказать чистота истоков, и вызывают сомнение. Еще одна фундаментальная сцена фильма, в своей постановочной документальности сравнимая с голливудским кино: ночью на громаднейшем стадионе Сиднея в свете электрических огней и лучей прожекторов возвращение отобранных детей в лоно своего племени. Мне лично вспомнился эпизод из фантастического фильма Спилберга – возвращение людей, похищенных инопланетянами. Сцена грандиозна и слезоточива. Понимаешь, что культура – это огромный символический капитал, с легкостью размениваемый и одновременно служащий великим утешением, обретающий жизненную ценность, когда ему придают смысл. Тема возвращения к утерянным истокам, духовным корням популярна и успешно эксплуатируется политиками и национальными идеологами. Но ее неослабевающую популярность можно объяснить глубинным психоаналитическим пластом, переживанием прошлого, определяемого настоящим. Здесь судьба человека оказывается похожей на судьбу целого народа. Кстати, поиск смысла в прошлом, передача знаний от предков потомкам, по Маргарет Мид, характеризуется как постфигуративная культура, тип культуры, присущей традиционным сообществам с мифологическим мировосприятием. Тема возвращения к корням, обретения смысла становится одной из главных в документальном фильме казахстанского режиссера Владимира Тюлькина «Маленький уголок» (2002). Но в отличие от символического возвращения к корням героини «За линией сожаления» жизнь героя «Маленького уголка» на неокультуренной земле выглядит более натурально. Да и причины возвращения больше экономические, нежели идеологические. Герой фильма инвалид по зрению. Жизнь в городе становится невыносимой, нет работы, пенсии не хватает, чтобы прокормить семью. Он, его жена и дочери решают переехать в аул, на землю предков, и обзавестись фермерским хозяйством. Герой, слепой, заводит стадо коз и коров. Усердие, жизненная энергия, вера в себя и свои силы становятся залогом успеха непростого начинания. В поисках лучшего Несколько фильмов фестиваля были посвящены поиску лучшей жизни, судьбе выходцев из экономически неблагополучных стран, нелегальных эмигрантов и гастарбайтеров. «Спрятанный» (2003), 8-минутный фильм шведских режиссеров Ханны Хейлборн, Давида Ароновича и Матса Йохансана, представляет собой оригинальный художественный прием документального кино. Анимация (нарисованные герои) комбинирована с реальными голосами ведущей расследование журналистки и 12-летнего мальчика Джанкарло, беженца из Перу, который вместе с семьей ищет убежища в Швеции. Но получается так, что они постоянно живут под угрозой депортации. Нарисованный Джанкарло демонстрирует, что, с одной стороны, описанная ситуация не является уникальным случаем, с другой – сохраняет конфиденциальность лица, вынужденного постоянно скрываться. В «Пепино манго» (1997) режиссеров из США Джилиана Гослинга и Бэна Роя живущий в Лос-Анджелесе композитор, американец мексиканского происхождения, собирает уличный фольклор и создает политическую симфонию об иммигрантах из Центральной Америки, нелегально торгующих на улицах и подвергающихся гонениям со стороны полиции. Грандиозная работа Натали Альмада «Другая сторона» (2005) рассматривает проблемы контрабанды наркотиков и нелегальной иммиграции. Мы видим, чем определяется жизнь мексиканцев в приграничном с США городке, их ценности и устремления. Уже с детства многие руководствуются мечтой о богатой жизни, либо там, на «другой стороне», «где все живут богато», либо о крутой жизни контрабандиста здесь. В молодежной среде даже сложилась своя бандитская романтика, свой фольклор, формирующий жизненные идеалы – музыка корридо, аналог блатного шансона. Исполнители в этом стиле неплохо зарабатывают, выступая в ночных клубах и принимая частные заказы на корридо от бандитов, желающих быть увековеченными в песне. Перед юношей, героем фильма, открыты «широкие» возможности: первая – стать певцом корридо (он уже сочиняет песни, но больше о трудной жизни рыбаков, что не сулит доходов), вторая – наркоторговца и третья – нелегального эмигранта. Но реальность не оставляет возможности быть честным: работы нет, правительство ворует, а население деградирует. Популярностью среди молодежи пользуются профессии наркокурьера, корридо и «койота» (проводник нелегалов через границу). Трафики людей и наркотиков – два неиссякающих потока. Жизнь наркотической столицы Мексики имеет свой культурный колорит, свой этнический фольклор. Люди живут в этом мире, дышат его воздухом, впитывают с молоком матери его ценности и национальные идеалы. Иконой мексиканской молодежи стал некий корридо, чья жизнь превратилась в легенду. Отомстив за честь своей сестры убийством нескольких человек, он бежал в столицу, где снискал невероятную славу, как певец наркомафии, но погиб молодым и красивым во время бандитских разборок. Фильм предлагает и взгляд с «другой стороны» – американских рейнджеров-добровольцев, курирующих границу, убирающих груды мусора, оставленного мексиканскими «братьями». Мексиканцы проходят пешком огромные расстояния, рискуя здоровьем и жизнью, истощенные, с гангреной ног («койоты», чувствуя опасность, часто бросают людей в пустыне). «Мы прибыли, чтобы работать на вас, богатых американцев», – говорят пойманные нелегалы (но им, кажется, не рады). «Ничего, попробуем еще раз», – не унывают они. Герой фильма из всех путей выбирает эмиграцию. Конечно, у зрителя не могут не возникнуть вопросы: кто в этом виноват и что делать? Может быть, частью культуры является не только национальный фольклор, пение, танцы и народные промыслы? Как объяснить и к чему присовокупить воровство правительства, разгул криминалитета, тройбализм, местничество, нищету, взяточничество и другие социальные факторы, не красящие ни один народ? О каком нравственном релятивизме и культурной толерантности может идти речь? Люди хотят жить лучше, но средства достижения желанных целей часто расходятся с нравственными стандартами. Хаос в обществе порождает хаос в культуре. Фильм таджикского режиссера Орзу Шарипова «11000 км от Нью-Йорка» повествует о судьбе афганских беженцев, живущих на острове, на границе с Таджикистаном, в тяжелых условиях, в глиняных мазанках с камышовыми крышами, на гуманитарную помощь Соединенных Штатов. Они не имеют ни телевизоров, ни газет, все, что читают дети – Коран. Съемки привносят в их тяжелую нищенскую жизнь немного разнообразия. Мало представляя себе, кто такие нью-йоркцы, беженцы с подачи режиссера организуют постановку трагических событий 11 сентября. Мир в гендерном аспекте «Новая Пенелопа» (2006) – фильм Георгия Дзалаева о жизни наших соседей таджиков. Все мужчины кишлака вынуждены уезжать на заработки в Россию, дома остаются только женщины. Кто ждет месяцами, а кто – уже годы. Это смелый репортаж о жизни таджикского села. Мужчины не возвращаются годами, многие забывают своих жен, заводят семьи в России. Страна выживает за счет энергетических ресурсов и доходов гастарбайтеров, которые составляют больше половины бюджета республики. Дешевые рабочие ресурсы стали нефтью Таджикистана. В картине «Зинат» иранского режиссера Ибрагима Мохтари перед нами предстает совершенно другой Иран, нежели тот, который мы привыкли видеть. В героиню фильма можно влюбиться. Если бы это была просто пропагандистская картина, то она была бы не так интересна. Но жизнь женщины и ее семьи показана с естественной непосредственностью. Зинат – замужняя женщина с острова Квешим (южное побережье Ирана), освоила профессию медицинского работника, сняла чадру и собирается баллотироваться в местный совет. Семья Зинат по иранским меркам далеко не бедная, родственники разъезжают на джипах, муж, как неоднократно подчеркивают приходящие в дом соседи, человек уважаемый. Видимо, благодаря прогрессивному мужу, да и собственной целеустремленности Зинат ходит без чадры, чего не скажешь об остальных женщинах. В общем, повезло Зинат и жителям Квешима, что муж добрый, а то кто знает, чем бы все это свободолюбие обернулось. Зинат на выборах победила, собрала больше всех голосов. Муж на втором месте. Вот такая она, основанная на семейных ценностях молодая иранская демократия. Особого внимания заслуживает этнографически-философский фильм Джианфранко Росси «Лодочник» (1994) о путешествии режиссера в Бенаресе по священной реке Ганг в сопровождении гида-лодочника. Многое из увиденного в глазах цивилизованного человека кажется шокирующим – ритуальные омовения, купание и питие воды из реки, кишащей разложившимися трупами. Здесь жизнь соседствует со смертью. Жизнь бьет ключом в самом сердце Крематория. Река кишит не только трупами, но и живыми телами. Ищущие истину и просветленные, брахманы и шудры, туристы и аборигены, женщины, стирающие белье, и мужчины, зарабатывающие на реке сжиганием трупов, питающиеся останками собаки, рыбы и птицы и играющие в воде беззаботные мальчишки – все слилось воедино в волосах Шивы. Документальное кино фестиваля демонстрирует, как встречаются, пересекаются и сталкиваются культуры разных уголков земного шара, какие схожие проблемы имеют отдаленные друг от друга регионы, как определяют сегодня культуру политика, экономика, и какое влияние она оказывает на них. Особенности национальной жизни – уже не просто предмет этнографического изучения. В современном мире этнография, перестав быть экзотикой и наукой, превратилась в политику. Разница культур и уровней жизни людей очевидна, как и очевидно их желание жить лучше. Фестиваль Маргарет Мид стал трибуной для художников-документалистов со всего мира. Он также предоставляет возможность мировому зрителю увидеть жизнь с разных точек зрения из самых разных мест Земли. | |
| Просмотров: 405 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 5.0/1 |
| Всего комментариев: 0 | |
